Константин Санталов является уникальным спортсменом в истории мировой легкой атлетики. Россиянин трижды завоевывал звание чемпиона мира в беге на 100 километров, неоднократно становился победителем чемпионатов страны и Европы, более тридцати раз выигрывал соревнования в беге на «сотку». 49-летний спортсмен в разговоре со специальным корреспондентом агентства «Р-Спорт» Олегом Богатовым рассказал о ярких эпизодах из жизни супермарафонцев, победах и сходах, друзьях-соперниках, драках на дистанции и пользе легкого алкоголя при подготовке к стартам и восстановлении.
— Константин, у вас ведь с детства были серьезные проблемы со здоровьем?
Они как были, так и остаются. У меня врожденный порок сердца — в перегородке между предсердием и сердцем есть дырочка. Она небольшая, может быть, буквально с двухкопеечную монету. И получается, что венозная кровь смешивается с артериальной. Но это опасно в том случае, если ты начнешь, например, заниматься штангой, где есть взрывные нагрузки. Потому что большой выхлоп крови может привести к разрыву сердца. А я занимался циклическими видами спорта, в которых нагрузка дозируется оптимально. Но арт-вентуриальная блокада более серьезная опасность, потому что в этом случае один из семи ударов сердца, грубо говоря, у меня выпадает. Но все вроде бы проходило нормально.
— Может быть, такая хорошая выносливость заложена генетически?
Нет-нет, это получилось случайно — я начал заниматься легкой атлетикой только в 13 лет. У меня отец — человек военный, и его часто переводили из одного города СССР в другой. Я родился в украинском городе Верховцево, а потом мы переехали в местечко в Казахстане, расположенное в 30 километрах от Алма-Аты.
И вскоре стало известно, что в Алма-Ате есть спортивный интернат, и учитель физкультуры сказал, что я могу туда поступить. А что такое сын офицера? Ты родителей практически не видишь, потому что они с утра уже на работе. И решение попробовать пожить одному, вырваться из-под родительской опеки тоже сыграло свою роль. Конкурс в интернат был сумасшедший — сто человек на место. И поначалу я не пробился, не сумев выполнить нормативы на дистанциях 100 и 300 метров и в прыжках в длину. Но отец сказал, что я могу бегать на длинных дистанциях, и я еще раз пробежал «трехкилометровку». Меня сразу не взяли, а в декабре позвонили и сказали, что одно место освободилось.
И поначалу я был довольно посредственным бегуном, потому что ребята моего возраста выступали гораздо лучше. Мы с другом Сашей Сапрыкиным на 1000 м проигрывали им около пяти секунд, а это очень много. Но часто получается так, что тот, кто быстро развивается, потом резко останавливается. А мы потихоньку-потихоньку из «чайников» вышли на хороший уровень, став в итоге «международниками» (в беге на 100 км).
— А до 13 лет спортом вообще не занимались?
Да нет, конечно же, занимался — вольной борьбой. Даулета Турлыханова помните (двукратного призера Олимпийских игр)? Он на год старше меня, и мы с ним были как братья. Обидно, что ему не отдали первое место на Олимпиаде в Сеуле — там он был просто красавцем. Но по политическим мотивам победу отдавать нам было нельзя. Когда прилечу в Алма-Ату, обязательно с ним встретимся — мы не виделись уже лет двадцать.
— Какой лучший результат был в интернате?
Я стал перворазрядником и входил в юношескую сборную Казахстана, выиграл чемпионат республики по кроссу и становился призером чемпионатов на других дистанциях — «трешке» и «пятерке». И даже выигрывал чемпионат СССР по линии «Урожая» — помните, было такое спортивное общество?
Костя, интернат вроде бы задает спортивный путь развития, а вы выбрали алма-атинское военное общевойсковое училище. Из-за влияния отца?
Нет, дело не совсем в папе — все произошло по той причине, что там создавалась хорошая беговая команда. Сначала пришел я, на следующий год подтянули Сашу Сапрыкина. Потом других. И когда мы создали сборную, то потом четыре года подряд выигрывали чемпионат СССР среди всех военных училищ страны. Любопытно, что в состав нашей команды входили четыре курсанта и два прапорщика.
— Слышал, что когда вы попали в сборную СССР, то у конкурентов вызывали недоумение?
Да. Надо мной не то что в нашей стране все смеялись, надо мной смеялся весь мир. Потому что при росте 169 сантиметров я весил 64 килограмма, а мои поджарые соперники — обычно 53-55. И, к примеру, у меня постоянно брали допинг-тесты. Потому что нормальный человек не может за неделю дважды пробежать по 100 километров. А почему я так часто стартовал? Потому что когда, к примеру, выступил в Бельгии, то мне позвонил наш руководитель и говорит: «Надо поехать во Францию — ты там просто выступи для имиджа страны и сам что-то заработаешь». А так ты всю неделю после прошедшего старта только восстанавливаешь силы — пьешь пиво или красное вино.
А что, кстати, является хорошим средством восстановления после 100 км? От марафонцев я слышал, что очень помогает пиво…
Да, пиво — хороший вариант, но и вино тоже неплохо помогает. Потому что пиво ускоряет обмен веществ, а после забега я порой не могу даже подняться на второй этаж — ноги просто не слушаются. А если говорить о том втором старте за неделю, то я подумал — после ста метров сходить как-то неудобно, пробегу километров десять и сойду. А ноги порой совсем не слушаются — мышцы порой не просто «забиты», к ним притрагиваешься и испытываешь такую дикую боль. И со старта я стараюсь уйти вперед, разгоняя всех на скорости выше средней. Если, грубо говоря, средняя скорость на 10 км составляет 38 минут, то я первую десятку пробегаю за 35 минут. А конкуренты удивляются — куда он так прет, он же бежал «сотку» всего неделю назад? Я их всех «раскачаю» и потом пропускаю соперников вперед, пристраиваясь за ними. Пробегаем 10, 20, 30 километров, я отстаю на несколько минут и не стараюсь их настичь, понимая — если догоню сейчас, то потом просто сойду.
В супермарафоне постоянно ставишь цели — достичь одной отметки, потом следующей. И постоянно прислушиваешься к себе: если чувствуешь, что силы есть, ставишь новую задачу. Ведь что такое бег на 100 км? Да, ты должен быть готов физически, но дистанцию бегут, условно говоря, не ноги, а твоя голова. Да, это безумно тяжело, и я каждый раз на дистанции себя просто ненавидел. Все проклинал и говорил себе: все, это в последний раз, «сотню» больше никогда не побегу.
А в том случае я бежал и бежал, кто-то постепенно сходил, на 93-м километре отвалился мировой рекордсмен из Бельгии, Жан-Поль Прат. Он, кстати, видимо, думал, что его кто-то другой догоняет и очень удивился, увидев меня. Потому что на 57-м километре я уступал ему четыре с половиной минуты. И он настолько обиделся на судьбу, что за семь километров проиграл мне семь минут — он просто встал.
— В каком году это было?
В 1993 году на коммерческом старте в Амьене. А годом ранее я выиграл свой первый чемпионат мира. Кстати, вы знаете о знаменитой драке, которая тогда прогремела на весь мир?
— Нет.
Это случилось в 1993 году, в бельгийском Торхоуте. В группе лидеров бежит тот же бельгиец, южноафриканец Чарл Матеус и я. А раньше ведь на старты столько народу выходило… И мы уже
пробегаем 40 километров, и они начинают между собой ругаться. Я им кричу «Заткнитесь!», а они никак не успокаиваются. Оказалось, что бельгиец в 1989 году выиграл очень важный для южноафриканца старт в ЮАР, и после этого был дисквалифицирован на год за запрет участвовать в стартах в этой стране — в рамках борьбы с апартеидом. А Чарла вскоре поймали на эфедрине. И вот они на трассе начали между собой конфликтовать.
Я опять им кричу: «Ребята, заткнитесь, посмотрите, в 40 секундах за нами бежит толпа из 40 человек». И сначала сам Жан-Поль ударил Чарла — якобы за то, что тот плеснул ему воду на спину, а потом на трассу выскочил его огромный брат и тоже попытался ударить южноафриканца. Пришлось мне замахнуться, чтобы осадить его, и, похоже, у меня это получилось (с улыбкой) — огромный брат Жан-Поля с перепугу с грохотом упал на трассу. И фрагмент нашей драки весь год крутили по телевидению.
Группа преследователей нас нагнала — каждому, видимо, было интересно посмотреть, что же у нас происходит. А я чувствую, что бежать уже не могу. Они убежали вперед, а я за четыре километра не мог догнать их, хотя отставал всего на 20 метров — по ногам сильно ударило. Но потом потихоньку разошелся, догнал лидеров, и в итоге Чарл сошел на 72-м километре, а с бельгийцем мы рубились жестко, и я его в итоге вырубил. Я привез ему полторы минуты, уйдя в отрыв на 78-м километре, а его дисквалифицировали за драку.
— А вас не дисквалифицировали?
Нет, я же не дрался, а старался защитить Чарла — бил человека, который нападал. И вторым тогда после дисквалификации бельгийца, кстати, стал другой бегун из ЮАР, но он проиграл мне десять минут.
— Бывали ситуации, когда на дистанции в 100 километров судьба забега определялась только на финише?
Да, было. На чемпионате Франции в 1994 году опять мы впереди бежим с Жан-Полем. Каждый круг состоял из 20 километров, а трасса устроена так, что когда бежишь по ветру, то километр пробегаешь за 3 минуты 20 секунд, а против ураганного ветрюгана — за 4.20. А с нами бежал наш худощавый спортсмен Кокарев, и если мы ставим его лидером, то выходим уже на рубеж 4.40. И мы постоянно менялись первым номером с бельгийцем.
И за три километра до финиша мы уверенно лидируем втроем. Я резко ускоряюсь, Жан-Поль устремляется за мной, и мы «срубили» Кокарева — на этом отрезке он проиграл нам около минуты. Мы вбегаем в город, и вдруг я чувствую, что у меня судорогой сводит ногу. Вставать нельзя, я оборачиваюсь и начинаю бельгийцу в лицо заглядывать — как он там. Вижу, он упирается, и я тоже упираюсь из последних сил. Снова оборачиваюсь и вижу — все, он сломался. И он тогда проиграл мне всего две секунды.
— Всего две секунды на ста километрах?
Да, две секунды. И он, кстати, тогда обиделся на меня поначалу. Говорит: «Ты мне не брат — как можно пожилому человеку (а он старше меня на семь лет) на финише рожи корчить?!» Но потом мы уже вместе смеялись, когда я сказал: «Жан-Поль, я не смеялся, это у меня от судороги такой оскал получился, от боли».
— Вы ведь и марафоны раньше бегали?
Да, начиная с 1986 года, когда я в 21 год попал в сборную Советского Союза — как раз перед Играми Доброй воли. Но выступить на них мне не удалось — по неспортивным причинам.
— По каким же тогда?
Я заканчивал военное училище, и наш начальник перед строем в мой адрес выразился немного неправильно. Я мгновенно психанул и начал гоняться за ним по плацу — на глазах у всего батальона. И мне влепили десять суток ареста. У меня был взрывной характер, и это потом сказалось — я по телефону послал начальника физподготовки училища куда подальше. Потому что он хотел меня отправить служить, а я уже был почти лейтенантом и хотел спортом заниматься. И вместо спорта потом полтора года, в 1986-1987 годах, все же пришлось служить в военной части — в шахтерском городке Сарань, в 30 километрах от Караганды.
— Там о спорте, понятно, пришлось забыть?
Я полгода пропустил, немного отдохнул, а потом снова начал бегать. И на чемпионате СССР я в марафоне показал хороший результат, став четырнадцатым — после такой серьезной паузы. С результатом 2 часа 14 минут — совсем немного не хватило до норматива «международника».
— Решение уйти из армии было сделано от обиды или было осознанным?
Конечно, осознанно — я хотел заниматься бегом. И для тренировок убегал в «самоволки». И за мной, узнав об этом, постоянно охотились две комендатуры — нашего общевойскового и пограничного училища.
— И какую специальность получили после окончания училища?
Звание — лейтенант, специализация — горная военная подготовка. И я два года руководил спецротой, готовя ребят перед отправкой на военные действия в Афганистан.
— Много из них погибло?
Очень много, из 102 моих выпускников — больше 30 человек за два последних года войны.
— А как возникло решение выступать на стокилометровке?
В общем-то, случайно. Мы с ребятами сидели в сауне и читали статью. Наш известный сверхмарафонец Наиль Байрамгалин писал, что кто-то установил мировой рекорд в беге на 80 километров. И я сказал ребятам: «Да я побью этот рекорд». И мы поспорили, и я только из-за этого стал готовиться к бегу на 100 километров. Только из-за спора, а так бы и бегал марафон, как раньше.
— Неужели перед первым чемпионатом мира в беге на 100 километров не было мандража?
Конечно же, был, мандраж всегда есть. И даже не в плане борьбы с соперниками — просто ты в очередной раз должен свой организм, мягко говоря, изнасиловать. И после четырех часов бега ноги просто отказывают тебе — они не хотят бежать. Почему, кстати, африканцы не могут бежать такую длинную дистанцию? На старт с нами выходили и чемпионы мира по марафону, и призеры чемпионатов мира, и победители Лондонского марафона… Но их не хватает на последние полтора-два часа — им не хватает выносливости. Потому что они бегут в силу своих природных данных — у них есть природа и немного тренированности. А мы бежим на основе хорошей тренированности, а дальше — кому что дал бог.
Три победы на чемпионатах мира — какая из них далась наиболее сложно? Хотя понимаю, что ни одна не была простой…
Третья была очень тяжелой — в 1996 году. Дело в том, что у меня одна нога была «нерабочей» — я ее травмировал за две недели до старта. Зажало нерв, и проводимости в ногу не было никакой, но потом вроде бы немного отпустило. А я на свою беду в Подмосковье зарубился со стайерами — в беге на десять километров. И проиграл им на финише совсем немного, но произошел рецидив травмы, и меня вновь рубануло. И когда я выходил на старт, сказал жене: «Валя, замораживай мне постоянно ногу, иначе не смогу бежать. Но не могу я на чемпионате мира в своей стране проиграть».
А тогда еще и старт сделали в 10 утра — мы бежали по Фрунзенской набережной, была страшная жара, 28 градусов и суховей. А вокруг ни деревьев, ни тени — ничего, открытая местность, а мы начали бежать жестко, трасса-то ровная. И народ сразу же попер вперед, а я их придерживал, говоря: «Мужики, не надо торопиться, давайте поспокойнее. Потому что сейчас жара усилится, и будет тяжело». Кто-то тогда все же убежал вперед, минуты на четыре-пять, но мы их потом аккуратно всей толпой «съели».
И где-то на 65-м километре мы убежали вперед с поляком Ярославом Яницким. А я на каждом пятикилометровом кругу останавливался, и Валя мне ногу замораживала, потому что я ее совсем не чувствовал — и на пять километров хватает. И поляк, который периодически пытался от меня убежать, но у него никак не получалось, все спрашивал: «Что она тебе делает?» А его по ветру отпускаю, а против ветра догоняю. И он мне говорит: «Мне тоже надо добавить, пусть Валя мне тоже заморозку делает — я согласен, что ты будешь первым, а я вторым». «Хорошо, давай так: сзади нас в восьми минутах бежит сильная группа, и мы сейчас скорость немного сбросим, по минуте на каждой пятерке, отдыхаем и смотрим за ситуацией».
И в итоге добегаем до 85-го километра, Валя нам делает заморозку, и поляк встает — не может бежать дальше. Но в итоге мы все же «доплыли» до финиша — я стал первым, а он вторым. Яницкий мне проиграл около трех минут на последних 15 километрах, и его группа преследователей не достала буквально на какие-то 30-40 секунд. Но до 85-го километра я его дотащил, и при помощи Валиной заморозки вторым он все же стал. Представляете, как парню в целом не везло — он пять раз становился вторым на чемпионатах мира?!
— Костя, сейчас есть в мире трехкратные чемпионы мира в беге на 100 километров?
Вроде бы нет. Я единственный, кажется — трехкратным мог стать итальянец Сатори, но, если не ошибаюсь, все же не смог. Сейчас ведь и результаты стали ниже — наша плеяда ушла. А ведь мы тогда надеялись, что «сотня» станет олимпийской дистанцией и старались «пропихнуть» ее где только можно. А сейчас на чемпионатах мира побеждают с таким временем, которое у нас было бы шестым-седьмым результатом. Ведь тогда только наших ребят выходило на старт человек двадцать, немцы были неплохие, поляки хорошие, бразильцы, бельгийцы.
— А какой ваш лучший результат за все годы?
Шесть часов пятнадцать минут.
— А что можно назвать гроссмейстерским уровнем?
В районе шести часов тридцати минут — в этом случае ты всегда будешь в тройке на чемпионате мира. Я время «6.30» разменял 12 раз, вторым, наверное, является Прат, который из этого времени выбежал раз пять.
— А почему сейчас так пропал интерес в России к этой дистанции? И кто-то вообще бегает?
Да бегают, но единицы. И результаты у них весьма невысоки. Хотя они все готовятся на сборах, но показывают время в районе семи минут, около мирового рекорда среди женщин. А когда мужики бегут по женскому результату, это, извините, не дело…
— Сколько обычно человек отходит после забега на 100 километров?
Две недели — только после этого ты полностью не чувствуешь боли в ногах.
— Во время бега ведь идет сильное обезвоживание…
У меня обычно выходило до восьми килограммов. Но водный баланс в организме восстанавливается довольно быстро — за двое суток. Помогает пиво, но, конечно же, не наше, и настоящее сухое вино. Для повышения уровня гемоглобина, на мой взгляд, лучше все же красное вино.
— Константин, а о чем вообще думаете во время бега, ведь за шесть с лишним часов с ума можно сойти?
Вы знаете, мне в 1996 году такой же вопрос в телепередаче «Час пик» задал Андрей Разбаш. И я ответил: «Во время бега я даже не успеваю подумать. У меня есть свой расклад на дистанцию, я должен контролировать время на каждом этапе, и шесть часов пролетают очень быстро». И ведь во время бега очень важно научиться менять технику бега. Поначалу ты бежишь, наклонив плечи вперед, а часа через три чувствуешь, что пошла перегрузка. И отводишь плечи назад, так бежишь «десятку» — работает совсем другая группа мышц. Я об этом никому не рассказывал, но после этой «десятки» ты чувствуешь себя отдохнувшим. Если бы сейчас были хорошие ученики, то я бы их научил, и они пробежали бы «сотку» намного быстрее меня…
— С прежними соперниками сейчас поддерживаете отношения?
Конечно. И они уже обижаются на меня, что в последние лет пять-шесть я не прилетаю на чемпионаты мира. Тот же Жан-Поль обижается, другие ребята — двукратный чемпион мира бразилец Валмир Нуньес, к примеру. Мы к нему прилетали на три месяца — вместе готовиться к чемпионату мира. Он поначалу и пива с нами не пил, и сала нашего не ел. Через неделю, а мы жили в одной квартире, он стал и пиво пить, и сало уплетать — и в итоге обыграл нас на чемпионате мира 1995 года! Лешка Волгин из Владимира, чемпион мира 1994 года, тогда стал вторым, а я сошел километре на семидесятом. А он у нас выиграл — научили же на свою голову правильно готовиться (смеется)!
— Неужели пиво помогает в ходе подготовки?
Да. Потому что там же жарища стоит страшная, повышенная влажность, и пиво практически сразу же выходит. Две бутылочки в день — это нормально.
— Когда российские ребята выходили большой группой на старт, у вас была общая тактика -или каждый за себя?
Нет, единой тактики не было, каждый бился за себя. Нас обычно на старт выходило по шесть человек, и трое должны добежать до финиша. Я трижды побеждал на чемпионатах мира и шесть раз сходил. Причем однажды я бежал третьим, а кто-то из наших ребят находился рядом. Но я не хотел быть третьим, поэтому сошел — чтобы наш парень взял медаль. И в то же время у нас не бывало, чтобы кто-то в команде кого-то «душил». На ста километрах это не получается — здесь все настолько сложно. Потому что на такой дистанции разница в две-три секунды на километре уже ощущается. И если ты порой видишь, что твой товарищ не готов, а ты готов, то лучше отпустить его на сотню-другую метров, он потом поверит в себя, оживет и еще и тебя обыграет. «Сотня» — это очень тонкая штука, здесь надо четко чувствовать состояние своего организма.
— А какие километры самые тяжелые? Считается, что марафон, к примеру, начинается только после 40 километров?
Обычно с 70-го километра до 85-го. А после 85-го внушаешь себе, что ты только вышел на старт и тебе осталось пробежать всего пятнадцать километров. Неужели ты не сможешь? А когда остается тридцать — все же сложнее приходится. Хотя собираешься и бежишь. И в то же время помню немало случаев, когда ребята и на 85-м километре сходили, и на 97-м…
— Три победы на чемпионате мира и шесть сходов. А какой из них был самый обидный?
А я не делил их на обидные и не обидные, мне не на кого обижаться. Мне и трех побед на чемпионатах мира вполне достаточно. Главное, чтобы кто-то из наших ребят выиграл — тот же Лешка или Гриша Мурзин, чтобы команда хорошо выступила. И порой бывало, что чемпионат мира я не выиграл, а на всех остальных стартах года победил.
— Что бы вы могли сказать молодым спортсменам, которые сейчас выходят на дистанцию?
Хотелось бы пожелать, чтобы они понимали, что после завершения карьеры жизнь не закачивается и к этому надо быть готовым. В спорте мы реализуем свои амбиции и пытаемся выплеснуть все, что у нас есть. Но никогда при этом не надо забывать, что потом начнется другая жизнь. А перестроиться ведь бывает очень непросто, потому что ты привык к одному жизненному графику, а дальше все будет иначе и гораздо сложнее. И человек должен быть к этому готов, потому что часто спортсмены, завершив карьеру, оказываются в тупике и не могут найти выход. Хотелось бы, чтобы этого не было.
ФИО: Газизов Сергей Марсович
ФИО: Газизов Сергей Марсович
15 мая во французском городке Шаваньерс-э-Пайерс в провинции Вандея состоится 13-й чемпионат мира по сверхмарафону, в котором примут участие и российские бегуны. Несмотря на то, что первое мировое первенство прошло в 1987 году, в России подобные забеги проводятся лишь с 1991 года. Однако, едва появившись на мировой арене, представители нашей страны сразу стали законодателями мод. Первый же чемпионат мира с участием россиян — в испанском Паламосе в 1992 году — стал для них триумфальным: Константин Санталов и Нурзия Багманова выиграли чемпионские титулы в личном зачете, а в командном первенствовали наши мужчины. За 7 лет сборная России стала самой титулованной и в мире, и в Европе: на счету россиян 18 медалей в индивидуальных номерах программы мировых первенств, в том числе 9 золотых, и 15 чемпионатов континента
Санталов, ставший 3-кратным чемпионом мира в личном зачете, неоднократным чемпионом Европы, 4-кратным чемпионом России, побывавший также рекордсменом мира, является одним из сильнейших супермарафонцев: достаточно сказать, что им показано 13 из 50 лучших результатов на дистанции 100 км.
В этом году спортсмен выступил в новой для себя роли — организатора соревнований — на прошедшем в середине апреля 9-м чемпионате России в беге на 100 км, который прошел в подмосковной Черноголовке, где сейчас живет Санталов. Кстати, этот супермарафонский забег имеет все шансы приобрести в скором времени международный статус: участие в нем такой знаменитости должно привлечь к турниру внимание во многих странах мира, особенно если марафон будет носить имя Санталова.
Константин, как люди приходят к мысли о том, что дистанция классического марафона — 42 км — для них коротковата?
Когда человек бегает длинные дистанции 5 и более лет, в его организме происходят качественные изменения. Он настолько втягивается в сам процесс бега, что уже не может без этого жить. Бег превращается в наркотик. Не побегал пару дней — ощущаешь дискомфорт. А рано или поздно наступает такой момент, когда чувствуешь: на этой дистанции ты уже не сможешь показать устраивающий тебя результат. Ведь мы бегаем для того, чтобы выигрывать. Я показывал в марафоне время в районе 2:14. Результат неплохой, но этого не хватало для того, чтобы состязаться с темнокожими атлетами. Да и в России с ним нельзя было попасть в тройку сильнейших. Тогда я попробовал себя на более длинной дистанции и понял, что это мое. В обычном марафоне я не мог угнаться за лучшими, а в сверхмарафоне опередил почти всех.
— То есть можно сказать, что марафон и сверхмарафон разные виды спорта?
В общем, да. Конечно, все это бег, но… На наших соревнованиях вместе с супермарафонцами на старт нередко выходят специалисты в марафоне — и как правило, ничего путного не добиваются. Они прилично бегут километров 50, а затем частенько сходят. Ну, посудите сами, как может конкурировать спринтер, скажем, с бегунами на 800 метров? А по сравнению с супермарафонцами марафонцы спринтеры.
На длинных дистанциях сильнейшими традиционно являются негритянские атлеты, а вот в супермарафоне лидируют белые бегуны.
В этом нет ничего удивительного. Темнокожие атлеты, наверное, ближе к природе, поэтому они гораздо быстрее начинают показывать хорошие результаты, им не требуется такой же большой объем тренировок, как белокожим. Но для сверхмарафона одних природных данных мало, тренироваться приходится годами. Я вот бегаю 20 лет.
— А что случилось с вами в Черноголовке? (Санталов сошел на 48-м км. — Л.Х.).
— Почувствовал себя неважно. Конечно, мог бы упереться и, не исключено, даже победил бы. Но очень много сил было отдано организации чемпионата. Выспаться удалось только накануне соревнований, а до этого две недели я спал часа по 4 в сутки. И тренироваться времени почти не было: через день бегал по часику. Надо же заниматься как минимум два часа ежедневно. К тому же когда психика недостаточно подготовлена к долгому бегу, организм работает на износ. К длинной дистанции следует быть готовым и психологически, и физически.
— Что вы имеете в виду?
— 100 километров бегут не ногами — головой. Через 30 км ноги наливаются усталостью, становится плохо, тут и начинаешь бороться с самим собой. Ног не чуешь, продолжать не хочется, а бежать-то еще 70 км! Тогда могут спасти разум и психика. Конечно, далеко не всегда неприятности начинаются так скоро: бывает, и через 100 км свеж, как огурчик. Но иногда и через десяток километров сил нет ноги передвигать. Вот недавно во Франции стартовал на 100 км. Сразу не побежалось: ведь почти без паузы попал со снега на асфальт да еще в жару. Однако потерпел и выиграл. Но такие сверхусилия нежелательны. Бег должен приносить радость. А истязать себя — это неправильно.
— Вернемся к тому самому 30-му километру. Что делать, когда сил уже нет?
Надо уметь концентрироваться. Лучше всего на борьбе, на соперниках, чтобы отвлечься от мыслей о том, что силы иссякли и надо сходить! Когда все болит, думать об этом нельзя, следует заниматься другими делами: попить вовремя, поесть, проследить за отрывом от конкурентов.
— Это и есть второе дыхание?
— Да никакого второго дыхания нет! Это полная ерунда. Видимость. Как правило, первая половина забега проходит гораздо быстрее, чем вторая. Допустим, человек быстро бежит, но в какой-то момент его скорость начинает падать, а 10-15 минут спустя организм начинает восстанавливаться и появляется иллюзия прилива сил.
— Но подобные перепады нежелательны?
— Естественно. Бежать надо постоянно в одном темпе. На чемпионате в Черноголовке мы первые отрезки по 10 км бежали за 37 с небольшим минут. А последние победитель Анатолий Кругликов проходил за 41, 44 и 45 минут. Представляете, с каким трудом из-за такой разницы далась ему эта дистанция! А вот Александр Моторин начал на фоне других не очень быстро, но бежал ровненько и в итоге занял второе место. Вот что значит равномерный бег и грамотное отношение к делу.
— Сколько лет вы выступаете на таком высоком уровне?
— С 91-го. За это время выиграл около 25 международных сверхмарафонов.
— А тренируетесь самостоятельно?
Да. Опыт уже большой. К тому же я почти закончил физкультурный институт: госэкзамены сдавать поленился, да и времени не было.
— За границей этот вид спорта развит?
— В мире существует несколько очень популярных 100-километровых пробегов в Голландии, Бельгии, Франции, Германии, Италии. На старт самого известного «Комрадс» в ЮАР — выходит по 16 тысяч человек. Марафон этот, правда, не совсем спортивный, о чем говорит даже его название «Товарищи»: разрешается любая помощь, друга можно чуть ли не на руках до финиша донести. Что-то вроде бегового «Кэмел трофи». Но к тем, кто хоть раз пробежал «Комрадс», там относятся примерно так же, как когда-то у нас к Героям Советского Союза. Проводятся такие забеги уже почти 70 лет. В европейских странах бывает в среднем по 2 тысячи участников, что тоже немало. Ведь надо еще решиться выйти на старт 100-километровой дистанции!
— Но для вас это уже почти работа?
— Когда долго нет соревнований, я начинаю скучать. Мне надо сражаться, бежать, биться с собой, с соперниками. На крупных международных турнирах собирается по 15-20 бегунов примерно одного уровня. Вот там настоящая борьба: все друг за другом следят, как бы кто не убежал. Страшно интересно!
— Значит, сверхмарафон это вовсе не самоистязание, как может показаться с первого взгляда?
— Это тот же бег, только в другом режиме. В традиционном марафоне спортсмен отдает все силы и месяц потом восстанавливается. А в сверхмарафоне устанавливается оптимальный темп, по ходу атлеты принимают специальное питание. Если организм способен быстро усваивать пищу, то человек может бегать длинные дистанции. Если нет, ничего не поделаешь. Другое дело — суточный или 6-суточный бег. Вот это самоистязание. Я как-то бегал: спишь всего час-полтора, остальное время на ногах.
— Значит, поспать все-таки можно?
— Конечно. Спи и ешь, сколько угодно. Но соперники-то в это время бегут.
— Даже марафонцы иной раз сходят с дистанции из-за того, что сильно стирают ноги. А 6 дней бежать…
После этого моего замечания Константин воскликнул:
Да я уже не помню, есть ли у меня ногти на ногах! — и принялся стаскивать обувь. Потом философски продолжил: Иногда, когда часто и много бегаешь, они даже не успевают отрастать.
— И долго вы собираетесь так жить?
— А у меня другого выхода нет.
— Почему?
— Врожденный порок сердца. Когда бегаю, у меня пульс в состоянии покоя — 32-36 ударов, а если бросаю — опускается ниже 30. Поэтому мне надо бегать постоянно. Не обязательно, конечно, по 100 км. Впрочем, когда-нибудь придется заняться чем-то другим. Но обязательно всерьез. Естественно, бег отойдет на второй план. Однако пока я в состоянии выступать за сборную России и входить в тройку призеров на мировом первенстве, не имею права прекратить выступления.
— Да вы фанатик!
— Ни в коем случае. Конечно, тренироваться надо много, но надо уметь и расслабляться. Некоторые в месяц по полторы тысячи километров накручивают! Это ни к чему. Так можно остаться без семьи и друзей, а у человека должно быть в жизни что-то помимо спорта. Спорт должен приносить радость, а не заменять все остальное.
— Как вы восстанавливаете силы?
— А начинаю пиво пить.
— Пиво?
— Да, литров по 5 в день.
— Но почему пиво?
Потому что люблю его. Шутка. На самом деле это же витамин В в чистом виде.
— Своим сверхмарафоном в Черноголовке вы остались довольны?
— В принципе, да. Мы применили несколько иную систему судейства, и она прекрасно сработала, не надо было по трассе расставлять человек 40 для отслеживания бега. У нас судили всего четверо. Спасибо ребятам, которые сделали специальную компьютерную программу.
— А каковы перспективы турнира?
— Очень хочу, чтобы на него приезжали и иностранные мастера. Мечтаю не просто провести в Черноголовке очередной чемпионат России, но и сделать этот пробег традиционным международным. Или даже организовать там в ближайшие годы чемпионат Европы по сверхмарафону. Все возможности для этого есть.
Подготовил: Сергей Коваль