Сразу оговорюсь: речь не идет о завсегдатаях свалок и губителях памятников архитектуры. Предмет нашего интереса и сейчас числится среди зарубежных ресторанных деликатесов, а во времена оны его с удовольствием вкушали цари с королями. Это дикий голубь.
В России к охотничьим диким голубям принадлежат два вида горлицы и вяхирь, он же витютень. Всем нам знакомых «сизарей» ученые относят к домашним птицам, которых насчитываются сотни видов, а число почтовых и декоративных пород подбирается к восьмистам.
Начнем с горлиц. Обыкновенная горлица – самая маленькая, вес всего около 150 граммов. Типичный лесной обитатель с преимущественно вегетарианской диетой, в том числе плодово-ягодной. Не очень компанейский, как и все лесные птицы.
Кольчатая горлица несколько крупнее (до 200 г) и любит селиться большими стаями рядом с населенными пунктами, окруженными сельхозугодьями. Питание соответствующее. В отличие от сородичей, крайне доверчива, а зимой зачастую даже переселяется в города.
Откровенно говоря, к ним у меня отношение какое-то не охотничье, это как синичку подстрелить. И дело не в размере, бекас вон тоже крошечный, но попробуй его возьми.
В первую очередь нас интересует вяхирь — голубь длиною едва не полметра и весом под килограмм и даже более.
Это рекордные показатели, обычный вес витютня около 600 граммов, что в любом случае больше, нежели у рябчика. Да и по вкусовым качествам он, на мой взгляд, обходит конкурента. Похоже, дело в рационе питания: у одного в основном зерно, желуди, ягоды, у второго – те же почки деревьев, содержащие клейкие смолистые вещества.
Взлёт «птица» с размахом крыльев до 80 сантиметров и характерным хлопаньем тоже производит впечатление, настолько он мощный и стремительный. Влет снять его непросто. Да мы и не будем, поскольку имеем дело хоть и с пневматической, но все же винтовкой, а не дробовиком. Поэтому среди различных видов охоты постараемся найти подходящие, где выстрел производится по неподвижной цели.
В основном это охота на водопое и нагоном. На местах кормежки ружейные охотники голубей подманивают с помощью чучел и бьют влёт при заходе на посадку.
Но сначала поговорим об оружии. Владельцам пневматики с предварительной накачкой (PCP) намного проще: она позволяет уверенно брать голубя на дистанциях до 70 метров и даже более. Особенно в 22-м калибре (5,5 мм).
Пружинно-поршневые винтовки (ППП), даже «супермагнумы», изначально проигрывают по энергетике и массогабаритным характеристикам пуль. При том, что дикие голуби, в отличие от рябчиков, очень крепки на рану. Ружейные охотники не случайно после, вроде бы, неудачного выстрела провожают взглядом улетающую стаю. Смертельно раненная птица вполне может пролететь сотни метров и только потом камнем упасть на землю.
Поэтому стрельба в силуэт из сравнительно слабых винтовок малопродуктивна. Охотнику с ППП придется не только работать на небольших (30-40 метров) дистанциях, на которые ни один уважающий себя вяхирь его так просто не подпустит, но и еще попадать в голову или шею дичи. Один в один с таким сложным видом охоты, как , или при . То есть вы должны уверенно сшибать на этих расстояниях, скажем, кусочки рафинада или пробки от пластиковых бутылок. Объективно оцените свои успехи на этом поприще.
То же относится и непосредственно к оружию, точнее, его технической кучности. Тут лучше иметь точную 18-джоулевую винтовку, чем косоватый 30-джоулевый «ведрокол». На 30 метрах высокая скорость и энергия пульки не так важны. Да и вообще, не в них собственно дело – отдельно взятая дробинка, выпущенная из гладокоствольного ружья «мощностью» за 2 тысячи джоулей, по энергетике куда слабее пневматической пульки. Разве что за счет целого их снопа позволяет бить влет. Подробнее о поражающих факторах — в статье « «, о выборе оружия, в том числе для начинающих эйрганнеров — в статьях « » и « «.
Для успешной охоты, кроме умения хорошо стрелять, потребуется немало сил и времени. Очень многое зависит от предварительной подготовки. Изначально нам понадобится бинокль, с помощью которого необходимо определить любимые места диких голубей: где они кормятся, куда улетают на дневку или водопой. А заодно познакомиться с их привычками и распорядком дня. Только после этого приступаем к собственно организации.
Про охоту с чучелами говорить не будем, чтобы не нарушать традиции (стрельба влет), а также потому, что для неё нужны десятки чучел, чего у эйрганнеров, как правило, не водится.
Займемся охотой на водопое . Такие места располагаются неподалеку от кормового поля, засеянного зерновыми или подсолнечником, который птицы обожают. Лучшее время – раннее утро, когда голуби с ночевки отправляются к водоемам.
Заманчивая мишень на картинке, не правда ли? В реальности выстрел по ней недопустим – мало ли кто окажется на линии огня, может, местный крестьянин, а может, и такой же брат-охотник. В лучшем случае вас побьют…
Очень хорошо, если местность небогата водоемами, найти ближайший посещаемый голубями в этом варианте намного проще. А еще его можно создать самому, расстелив в углублении рельефа полиэтиленовую пленку и натаскав туда воды. Но этот фокус проходит только в засушливые годы, когда пересыхают естественные места водопоев.
В принципе, на водопое можно охотиться скрадом, с подхода. Что будет больше напоминать «подполз», поскольку дикие голуби – птицы весьма сторожкие, и ближе чем на 150-200 метров в большинстве случаев вас не подпустят. Если местность позволяет надежно маскироваться, то ради спортивного интереса можно и попробовать.
Но проще заранее подготовиться, создав в пределах уверенного выстрела укрытие. Делать это следует загодя и несколько дней не посещать его, наблюдая за поведением голубей издали, чтобы они привыкли к новой детали рельефа.
Засидка на открытой местности тоже возможна и даже желательна, так как вяхири именно такие и предпочитают в целях безопасности. Здесь придется перенимать опыт гусятников (фото внизу), с поправкой на то, что стрелять предстоит не влет, а по неподвижной цели, не вверх, а по горизонтали и даже вниз . То есть фабричная «засидка» не подойдет, понадобиться сооружать нечто, предназначенное для классической «стрельбы из положения лежа с упора».
Нечто подобное можно организовать и в местах кормежки, например, на опушках в окружении дубов. Причем без всяких чучел. Вяхири очень любят желуди и не очень любят менять свои привычки. Остается только вычислить такое место и соответствующим образом подготовиться.
Как видите, сам выстрел, каким бы сложным он ни был, это лишь кульминация долгого и трудоемкого периода подготовительной работы.
Несколько проще все проходит при охоте нагоном . Это уже коллективный способ.
Выглядит примерно так. После сытного обеда голуби отдыхают на деревьях, обычно в окружающих поля лесополосах, чаще одних и тех же. Определить их несложно, понаблюдав за стаей в течение нескольких дней. Охотник (охотники) маскируются у одного из краев посадки, противоположенного традиционному месту отдыха. Когда птицы рассаживаются, загонщики начинают неспешно двигаться вдоль нее, нагоняя перелетающих с дерева на дерево голубей на засаду.
Иногда нагон выгодно вести двумя «волнами». Некоторые хитромудрые особи затаиваются, пропуская нагонщиков, и тогда идущие позади охотники могут спокойно снять отвлекшихся на контроль первой «волны» голубей.
Сложности стрельбы по находящейся в густых кронах дичи, да еще порой вертикально вверх, рассматривать здесь не будем – это дело индивидуальной подготовки стрелка.
При должной организации охота на диких голубей с пневматикой может быть вполне добычлива. Следует только помнить, что в последние годы были введены нормы их отстрела. В каждом регионе они свои, к тому же меняющиеся год от года.
Статья готовилась в основном для охотников. Настала пора поговорить и о владельцах пневматических винтовок, ими не являющихся. Как голубей, так и ворон эйрганнеры стреляли и будут стрелять. И с этим поделать ничего нельзя. Но каким бы вы ни считали себя крутым браконьером-добытчиком, почитайте хотя бы охотминимум, познакомьтесь с описанием животного мира вашего региона и обязательно – сроками охоты. Они не взяты с потолка, а отражают биологические циклы конкретных видов. Настрелянный весною мешок диких голубей разобьёт множество семейных пар, а ведь они приносят всего-то по паре птенцов.
Кроме того, некоторые виды нередко оказываются занесенными в региональную Красную книгу, и тогда сравнительно «безобидное» браконьерство превращается в полный беспредел. Даже с явными вредителями ситуация тоже не так уж однозначна (см. ).
Ещё моментик. Столь любимая владельцами PCP в компактном исполнении «буллпап» стрельба из окон автомобилей, конечно, весьма результативна, поскольку большинство диких животных «самодвижущихся повозок» не боятся и подпускают их очень близко. Именно поэтому, за исключением отстрела волков, законом карается довольно жёстко, вплоть до конфискации транспортных средств. Оно того стоит?
Раз уж мы обратились к теме незаконной охоты на голубей, нельзя пройти мимо наиболее массовой её разновидности – отстрелу сизарей на сельских хлебоприемных пунктах, токах и т.п. Собственно, его и охотой не назовешь, поскольку, напомню, эти птицы, в отличие от вяхирей и горлиц, считаются домашними животными, способы умерщвления которых особо не регламентированы. Да и проводится отстрел исключительно с ведома, а то и по просьбе руководства ХПП. Другое дело, что эти действия вполне могут попадать под знаменитую .
Но все же они имеют место быть и весьма привлекают многих хотя бы потому, что живущие вдали от городов «сизари», опять же за счет диетического рациона, намного более здоровы, чисты и вкусны. А в жизни бывают обстоятельства, когда в полный рост может даже встать вопрос пропитания. В своё время «на северах» нам пришлось с недельку жить на голубином бульоне и тушеном мясе без хлеба, добывали которое обычными рогатками и ловушками с «дистанционным управлением». Тратить на «гулек» патроны никому даже в голову не пришло, а более серьезной съедобной добычи в тех местах просто не было.
Если же вам просто хочется «популять», запаситесь лучше пустыми пивными банками, крышками от пластиковых бутылок или бумажными мишенями. Да тем же рафинадом, кусочки которого так зрелищно взрываются при попадании. Назвать же охотой стрельбу по сидящим в 15 метрах на коньке крыши зернотока бестолковым птичкам язык не поворачивается. Зато на кормежке или водопое, стоит в стаю сизарей затесаться хотя бы одному дикому голубю, он тут же возьмет на себя заботы по обеспечению безопасности всего коллектива. И чтобы подойти к ним на выстрел, придется уже попотеть.
Почему на Олимпиаде перестали стрелять по голубям и что такое баскская пелота
Олимпиада в Рио — это 31-е летние Олимпийские игры и первые, проходящие в Южной Америке. В этом году, среди 206 стран и более 11 тысяч спортсменов, разыгрывается 306 комплектов медалей в 28 видах спорта.
Фехтование, волейбол, теннис, гимнастика, плавание — привычные и знакомые нам дисциплины. Бейсбол убрали, регби вернули. Вместе с тем, история, как летних, так и зимних Олимпийских игр насчитывает множество неординарных, даже нелепых, видов спорта, которые выбыли из соревновательной программы, либо устарели.
Современные летние Олимпийские игры проводятся каждые четыре года с 1896-го. Тогда же в программу соревнований ввели подъем по веревке с использованием исключительно рук. Этот вид долгое время являлся официальной частью спортивной гимнастики, а сейчас используется в качестве тренировочного упражнения. Состязания по этой дисциплине проводились вплоть до 1932 года. В настоящее время альпинизм имеет крайнюю популярность, а скалолазание практикуются на Всемирных играх пожарных и полицейских.
Некое подобие сквоша или бейсбола являлось официальным олимпийским видом спорта единожды — в Париже на играх 1900 года. В руках спортсменов находились биты-ловушки, а перед ними стена высотой 9 метров, в которую по очереди нужно бросать мяч. Соревновались только две команды. «Золото» выиграли испанцы, а «серебро» французы.
Свое название игра с изогнутой ракеткой получила благодаря жесткому мячику из каучука и тугой кожи — «пелота».
В популярную на Кубе, в Аргентине, Испании и Франции пелоту играют, как и в теннис, одиночки, пары, команды из четырех и шести человек. Счет ведется до 60 очков.
Баскская пелота на Играх в 1900 году. Фото: Wikipedia.com
Тогда же в 1900 году, во время Всемирной выставки в столице Франции, единственный раз проводилось плавание с препятствиями в реке Сене. На дистанции 200 метров соревновались 12 пловцов из пяти стран. Первым препятствием был шест, на который нужно было вскарабкаться и спрыгнуть в воду. После взобраться на лодки и соскользнув плыть дальше. На последнем этапе спортсмены подплывали под группу лодок с зажатым в чем угодно, кроме рук, апельсином. Таким образом, плыли по десять кругов по 20 метров. Победу одержал австралиец Фредерик Лейн .
Стендовая стрельба по летящим мишеням входила в программу практически всех Олимпийских игр. Однако только на соревнованиях в Париже 1900 года спортсмены вели огонь по живым созданиям — голубям!
Всего было убито около 400 птиц, а трибуны и судейские места оказывались покрытыми перьями и белыми шлепками от помета. Совсем не гуманный вид спорта просуществовал в Олимпийском списке дисциплин всего один сезон. Оно и понятно — слишком жестоко и грязно.
Сегодня стрельба ведется по глиняным мишеням.
Да, да — эта популярная на детских праздниках игра считалась официальным видом спорта на Олимпиадах с 1900 по 1920 годы. В рамках программы по легкой атлетике за 20-летний период лидерами в данной дисциплине, по количеству медалей, провозглашены англичане. Еще древние греки соревновались в перетягивании каната с 776 до н.э. по 394 года н.э.
Перетягивание каната на Олимпиаде в 1904-м. Фото: Wikipedia.com
Правила самые простые: с платформы, как можно глубже, спрыгнуть в бассейн без помощи рук или ног. После столкновения с водой следовало продержаться ровно минуту на глубине и проплыть указанное расстояние. Странные соревнования являлись частью программы на Олимпиаде в Сент-Луисе в 1904 году и больше не проводились. Кстати, на те игры из Европы никто не приехал, на стадионах болельщиков почти не было, а вместо медалей американцы вручали свои звездно-полосатые флаги.
В 1984 на Олимпийских играх в Лос-Анджелесе, на которые Советская сборная не поехала, придумали синхронное плавание для дуэтов. Две девушки-спортсменки с прищепками на носах кувыркались и танцевали под музыку. У кого четче и лучше получилось, тот и победил. Название состязания вызвало хохот и насмешки, ведь в нем отсутствует смысл. Из-за низкой зрелищности и спорной системы подсчета баллов в 1992 году в Барселоне олимпийцы последний раз выступили в сольном синхронном плавании.
Канадка Кэролин УОЛДО — трёхкратная олимпийская чемпионка по сольному синхронному плаванию. Фото с сайта alchetron.com
Предшественник современного биатлона пользовался популярностью в первой половине 20 века. Первый комплект медалей был разыгран на только зародившихся зимних Олимпийских играх в 1924 году в Шамони. «Золото» тогда взяла сборная Швейцарии, «серебро» досталось Финляндии, а «бронза» — Франции. Соревновались в беге на лыжах на дистанции 25 километров, стрельбе из винтовки и горнолыжном спорте.
В 1960 году на смену пришел знакомый нам биатлон, а соревнования патрулей вошли в программу Международного военно-спортивного совета.
Знаменитый 1900 год, Париж. 14 пловцов из четырех стран нырнули в Сену. Каждый спортсмен старался пробыть под водой как можно дольше или проплыть дальше соперников. Задача осложнялась тем, что в те годы горожане сливали в великую реку помои и нечистоты — фекалии многих заставили быстро вынырнуть. Зрители соревнованием не особо прониклись, так как на протяжении нескольких минут ничего не видели и тупо пялились на водную гладь.
Победу одержал привыкший к течению Сены француз Шарль де Вандевилль — 60 метров за 68 секунд.
Подводное плавание не прижилось на качестве олимпийского вида спорта. Фото: Wikipedia.com
Когда МОК стандартизировал дуэли, этот вид спорта внесли в официальную программу Олимпийских игр в Лондоне 1908 года. Спортсмены надевали сюртуки и с расстояния 20 или 30 метров стреляли в гипсовые манекены. В 1912 году соревновались 42 стрелка из 10 стран, а выиграл американец Альфред Лейн .
Стрельба по разным видам летящей птицы по технике практически одинакова. Но если учитывать, что птицы отличаются между собой скоростью, своей высотой и траекторией полета, то можно выделить некоторые важные нюансы, касающиеся стрельбы по различным видам дичи. Это относится и к бегущему зверю.
Стрельба по разным видам летящей птицы по технике практически одинакова. Но если учитывать, что птицы отличаются между собой скоростью, своей высотой и траекторией полета, то можно выделить некоторые важные нюансы, касающиеся стрельбы по различным видам дичи. Это относится и .
На уток охота считается самой массовой. На болотах, озерах, заливах рек можно встретить тысячи охотников, ожидающих утренних либо вечерних утиных зорь. В данном случае стрельбу ведут с одного места, где охотник сидит в бочке, лодке, шалаше. Стоит помнить, что намного удобнее стрелять стоя. Поэтому замаскируйтесь так, чтобы шалаш, когда вы стоите, по высоте доходил вам только до груди и не помешал стрельбе на 360 градусов.
Если вы находитесь на стрельбе , тогда вы сможете поохотиться за встречной, угонной, боковой и полуугонной птицей. Существует мнение, что лучше всего птицу бить под перо, в полуугон, тогда перьевой покров производит меньшее сопротивление перед дробью. Однако в августе, когда утка еще молодая и имеет слабый покров, у вас появляется возможность попасть в самые убойные места — голову и шею.
Молодую утку легко можно убить семеркой. Если вы вышли на охоту в поздний период, тогда вам необходимо увеличить номер дроби.
Подпустите утку по максимуму близко к себе, закройте ее стволом и начинайте идти вперед, а затем нажмите на спуск. Если вы вдруг промахнулись, вам стоит развернуться и бить под утку. Такой выстрел и называется .
Для бокового выстрела следует использовать направление справа – налево либо слева – направо. Помните, что во время выстрела слева происходит раскручивание корпуса, а во время выстрела справа — наоборот, закручивание.
В случае подхвата боковой утки направляйте прямо в нее стволы и начинайте обгон, пока не появится просвет. Просвет зависит от дальности цели, а также скорости полета птицы. Известно, что по сравнению с серыми или кряковыми утками у нырковых пород скорость лета намного больше. Ходят легенды и о невероятной скорости чирка. Суть стрельбы на обгоне в том, чтодвигается ружье быстрее, чем летает птица. Но помните, что не стоит стволы выбрасывать вперед рывком. Иначе возможна остановка ружья и в результате промах.
Если вы стреляете в утку, которая собирается сесть, то лучше всего ствол навести на садящуюся птицу. Выстрел произвести, уходя от нее в движении вниз.
После подъема этот куличок делает обычно 3 поворота. После чего его полет становится прямолинейным, в этот момент стрелять в него намного легче. Стрельба бекасов только поднявшихся из-под ног — это единственный вариант.
Из-под спаниелей, также стреляют по куропаткам, перепелам, болотным курочкам и коростелям. Выстрел по таким птицам легкий, ведь у них медлителен и прямолинеен полет. Не горячитесь, вам необходимо лишь поймать дичь на мушку, затем отпустить ее на определенное расстояние и, подойдя вперед, нажать на спусковой курок. Также смотрите за собакой: некоторые бросаются за птицей, которая взлетела, и могут ее зацепить. Куропатки являются стайными птицами. Обычно, услышав собаку, вылетает весь табунок. Но не введитесь на соблазн, не стреляйте по куче. Обязательно цельтесь на определенную птицу.
Витютень имеет скорость полета такую же, как и летящая кряква. Стрельба по голубям на пролете по технике похожа . Однако стоит обратить свое внимание на один момент. Если вяхирь услышит выстрел либо заметить резкое движение охотника, он может в ту же секунду поменять направление своего полета. Вяхирь способен развернутся на 90 градусов на месте. Также витютням свойственны противозенитные маневры, зигзагообразные движения в воздухе с резким пикированием вниз, а это сбивает прицеливание и линию поводки.
По сравнению с витютнями горлицы мельче, они отличаются большей скоростью, но меньшей осторожностью. По ним стрелять нужно уверенно, быстро, не выбрасывать ружье вперед.
В этих случаях необходимо с Здесь пригодятся уроки, которые были получены во время стрельбы дробью по мишени, которая не движется. Самое главное – на большом расстоянии не стреляйте. Намного выгоднее бить под перо, сзади, поскольку на крыльях у глухаря оно довольно плотное. Однако в случае стрельбы под перо есть риск повредить хвост петуха, который очень красив. Тогда не получится полноценное чучело.
Когда вы целитесь в тетерева или , вам необходимо независимо от положения птицы середину тушки косача взять на мушку. При этом вероятность повреждения лиры очень мала.
Чтобы отработать выстрел влет, попробуйте охоту на ворон. Во время такой охоты вы сможете отработать любую дистанцию, а также упреждение и при этом не переживать за промах. Вороны летают не очень быстро, поэтому охотник может без спешки сделать поводку, потом обогнать хищницу, установить наилучшее опережение и произвести выстрел.
Есть даже такая охотничья поговорка: «За одну убитую ворону Бог списывает один грех».
Вот и завершилась Олимпиада-2016, которая войдет в историю как «антидопинговая». Отгремели фанфары, заглох свист трибун, перестали раздеваться до трусов протестующие тренеры. Очередной олимпийский праздник спорта пройдет через четыре года в Токио . В программу ОИ-2020 войдут аж пять новых дисциплин: бейсбол, карате, серфинг, скалолазание и скейтбординг. Не хватает только прыжков в ширину . А ведь и это не за горами. «КП » предлагает вспомнить восемь самых странных дисциплин, которые когда-то считались олимпийскими видами спорта. Бессмысленных и беспощадных.
Лыжный балет
Выглядело это, мягко говоря, странновато. Взрослый мужчина в лыжной амуниции с палками в руках крутит кульбиты и артистично скользит по снегу, как Евгений Плющенко в лучшие годы. Лыжный балет, или акроски, был дисциплиной в вольном стиле катания с конца с 1960 по 2000 годы. Кроме того, балет на лыжах был показательным видом спорта на зимних Олимпиадах в 1988 и 1992 году. Но популярность его стремилась к нулю, после чего из Игр акроски исключили.
Лыжный балет. Акроски был дисциплиной в вольном стиле катания с конца с 1960 по 2000 годы
Перетягивание каната
Традиционная азиатская забава входила в олимпийскую программу с 1900 по 1920 годы. И концептуально относилась к легкой атлетике. В каждой из команд было по восемь человек. Они должны были тянуть канат, пока одна из команд не сдвинет вторую в свою сторону как минимум на два метра. Время схватки — 5 минут. За пять Игр больше всего медалей в этой дисциплине завоевали британцы. Кто бы мог подумать. Секрет был прост — они первыми стали использовать специальные ботинки с шипами для удобного толчка.
Плавание с препятствиями
Звучит безумно, но так все и было. Это случилось один раз — и слава Богу. На Олимпиаде в Париже в 1900 году несчастные пловцы должны были преодолеть 200 метров, минуя барьеры — сначала спортсменам нужно было перелезть через первые два (шест и ряд лодок), а затем проплыть под третьим препятствием (ещё одним рядом лодок). Отважных набралось 12 человек из пяти стран, а «золото» добыл австралиец Фред Лейн . Кстати, на той же Олимпиаде проводилась гонка на воздушных шарах — тоже канувшая в Лету экзотика.
Плавание с препятствиями. На Олимпиаде в Париже в 1900 году несчастные пловцы должны были преодолеть 200 метров, минуя барьеры
Одиночное синхронное плавание
Да, именно так. Одиночное. Синхронное. С кем надо было синхронизироваться? Да с музыкой! Конечно, от самого название попахивало абсурдом. Но на летних Олимпийских играх 1992 года в Барселоне эксперимент провели. Показанное напоминало плавание танцовщицы, а не танец пловчихи. С тех пор на Олимпиадах девушки по одиночке плавают только на скорость и без музыки.
Одиночное синхронное плавание. На летних Олимпийских играх 1992 года в Барселоне этот эксперимент провели
Искусство
А как же без него?
Сейчас олимпийцы соревнуются в современном пятиборье. А раньше люди и о красоте души не забывали. Литература, музыка, изобразительное искусство, скульптура и даже архитектура составляли дисциплину под названием «Пятиборье муз» с 1912 по 1948 год. Все бы хорошо, но Олимпийский комитет решил, что нет смысла соревноваться профессионалам — играть должны любители. А таких всесторонне развитых спортсменов много не нашлось.
Прыжки в высоту с места
Театр абсурда продолжается. Прыжок в высоту с места был включен в официальную программу Олимпийских игр с 1900 по 1912 год как один из элементов легкой атлетики. Зачем — непонятно до сих пор. Выглядело это так. Спортсмен долго примерялся, а потом отталкивался от земли, поджав под себя ноги. Без единого шага. Кому и зачем это могло быть интересно — загадка.
Прыжки в высоту с места. Прыжок в высоту с места был включен в официальную программу Олимпийских игр с 1900 по 1912 год
Лазание по канату
Предшественник современного скалолазания появился на Олимпиаде аж в XIX веке. Впервые спортсмены соревновались в умении как можно скорее забраться по канату на афинских Играх в 1896 году. Атлеты карабкались на высоту 14 метров, причем судьи поначалу оценивали не только скорость, но и стиль с техникой. Дисциплина относилась к олимпийской гимнастике. Но в 1932 году этот вид спорта исключили из Олимпиады. Не беда — по этому виду спорта проводятся целые чемпионаты мира! А с 2020 года мы увидим на Играх в Токио скалолазание — что-то очень похожее.
Лазание по канату. Впервые спортсмены соревновались в умении как можно скорее забраться по канату на афинских Играх в 1896 году
Стрельба по голубям
Апофеозом олимпийского безумия стало…убийство животных на счет. На Олимпиаде в Париже в далеком 1900 году «золото» в номинации «Лучший птичий киллер» получил бельгиец Леон де Лунден. Зоркий спортсмен перестрелял 21 голубя. Всего за время соревнования было убито около 300 птиц. К счастью, это было первое и последнее первенство в этой дисциплине.
Стрельба по голубям. Всего за время соревнования было убито около 300 птиц
Я останавливаюсь на мосту. Подо мной прямые, как стрела, железнодорожные пути стремятся в район Старой Ярмарки, которая со своими темными бетонными площадками, неуклюжими строениями и немногими остроконечными башнями простирается передо мной, как мрачный пейзаж из кинокартины о светопреставлении. Только в Доме радио кое-где еще горит свет.
Уличный фонарь у меня над головой то вспыхивает, то гаснет с нерегулярными интервалами. Я дважды подпрыгиваю на месте в попытке встряхнуть его и исправить шалящий контакт. Ничего не выходит. Я не владею азбукой Морзе, иначе, возможно, сумел бы расшифровать заключенное в этих вспышках послание. То же самое послание, которое можно прочитать в кофейной гуще, в цифрах под домофоном у входа в жилое здание или на крупномасштабном плане любой из европейских столиц.
Такси ждет в нескольких метрах от меня. Когда водитель, отчаявшись, собирается меня бросить, я даю ему новую отмашку. Он подкатывает ко мне, он такой маленький, что его едва видно из-за баранки.
Так будете садиться или не будете?
Он меня боится. Я это вижу.
Включите радио, говорю я ему, волну я вам назову. Распахните переднюю пассажирскую дверцу и включите счетчик. Таких чаевых, как нынче ночью, вы не получите и за неделю.
Двадцатка, просунутая мною в окно, его успокаивает. Он включает радио.
Громче, ору я, еще громче, вот так, хорошо.
Я знаю эту передачу, говорит водитель. Она называется «Беседы о мерзости мира».
Заткнись.
Затыкается, опускает спинку своего сиденья, кладет ноги на приборный щиток. Белые носки и сандалии. Судя по всему, он уже не боится меня.
Облокачиваюсь на перила. Провода над путями кажутся нитями гигантского паука, который, таща их за собой, перебирается по воздуху через весь город, — никем не замеченная, ленивая, может быть, даже зыбкая тень, которую парочка случайных ночных гуляк, подняв глаза, принимают за тучу — за тучу, мгновение спустя исчезнувшую и тут же забытую.
Нажатием кнопки подается освещение на циферблат моих электронных часов, замкнутое искусственное жидкокристаллическое пространство виртуальной стерильности. Часы эти называются «капитанским мостиком», из-за обилия всевозможных кнопок; это часы Джесси. Я осторожно снял их у нее с запястья, понимая, как отвратительна была бы ей мысль о том, что их похоронят вместе с нею — их, еще не умерших. Часы подарил ей я. Джесси любила повозиться с ними, наугад нажимая на кнопки и не понимая, как они функционируют. Она так и не научилась задавать время побудки или считывать число и месяц. Но их ежечасный бой, больше похожий на писк, неизменно восхищал ее, она отвечала: «Привет капитану!», и мне надлежало тоже приветствовать часы, чтобы не злить ее.
Однажды я подарил часы и матери — на день рождения. Она пришла в ужас, сказала, что это плохая примета. Когда тебе дарят часы, это означает, что твое время вышло. Я ее высмеял.
Полпервого.
Полдела сделано, говорит Клара. Сегодня я не показываю свой норов, как вы уже поняли. И душно. По меньшей мере здесь. Да и что вам вообще нужно от меня? Узнать, что за погода на улице? Сообщаю: непроглядная темень. Непроглядная темень примерно до пяти утра, потом начнет светать, а чуть позже настанет день. И духота — не в пример даже нынешней. По предварительным прогнозам.
Она делает слишком долгие паузы, слышно, как она выковыривает какую-то дрянь из зубов. Дышит она тяжело и шумно, как паровоз, прямо в микрофон.
Ладно, говорит она, до конца кое-как дотянем.
Задаюсь вопросом, за каким из освещенных окон она сидит. Будь у меня с собой бинокль, я сумел бы разглядеть хотя бы зеленую «аскону» на площади перед Домом радио. А может, и отыскать нужное окно. У меня хороший бинокль, маленький, но сильный, в руке он так и пляшет. Я уже четырнадцать лет таскаю его с собой на счастье как амулет, а вот сейчас, когда он понадобился, его нету.
Бинокль лежал на комодике перед зеркалом в прихожей одной из квартир, принадлежавших отцу Джесси. Дом стоял на площади Хоэнмаркт, в минуте ходу от площади Святого Стефана, и возвышался над соседними на целый этаж. Входную дверь здесь заменяли двустворчатые врата, изначально предназначенные для конных экипажей. Раскрывались они бесшумно; дистанционный пульт обитатели дома носили в брелке с ключами.
Мы поднялись по широким каменным ступеням, отделанным мрамором. На лестнице были массивные гранитные перила, и на площадку она устремлялась с откровенной неохотой, явно норовя развернуться и выпрямиться. С площадки мы попали на галерею, в дальнем конце которой находился небольшой современный лифт. И на нем поехали на последний этаж.
В прихожей я с отвращением увидел себя в зеркале, и мне захотелось немедленно принять душ. Джесси встала у меня за спиной. На ней была зеленая фетровая тиролька, низко надвинутая на лоб, — чтобы взглянуть на что-нибудь, ей приходилось откидывать голову. Бинокль она тут же прихватила, после чего взяла меня за подол рубахи и потянула вглубь помещения. В такт нашим шагам стучала по полу полированная прогулочная трость с резным набалдашником.
Мы пересекли квадратную гостиную, на середине которой лежал — и казался плотиком потерпевших кораблекрушение в открытом море — персидский ковер. Вдалеке маячили диван и пара кресел. Мы вышли на балкон; внешняя стена здесь оказалась чуть ли не метровой толщины. Мы очутились наверху, город лежал у наших ног.
Джесси передала мне трость, оперлась на перила, подпрыгнула и со второй попытки на них уселась. Когда ее тело качнулось вперед, в пустоту, я инстинктивно схватил ее за плечи, но она отмахнулась от меня, как от лезущего с назойливой лаской пса. Примерно полгода назад ей стукнуло четырнадцать.
Сдвинула тирольку на затылок, чтобы не мешал козырек, поднесла к глазам бинокль. Я бестолково вертел в руках трость.
Должно быть, твой отец любит охотиться, пробормотал я.
Она ответила нехотя и невнятно, ответила практически не размыкая стиснутых зубов и не шевеля губами.
Ясное дело, любит.
Указательным пальцем подкрутила колесико между окулярами, наводя на резкость. Из остающейся у нас за спиной комнаты донесся какой-то шум, я резко обернулся и увидел, что Шерша крадется вдоль стен, как пантера, настороженно всматриваясь в развешенные по ним картины. Он подергал за ручку одну из дверок шкафа и провел рукой по чехлу кресла-качалки.
Подай мне ружье, приказала мне Джесси.
Я не сразу понял, о чем она, и получил за свою тупость локтем. Подал ей трость, а она отдала мне бинокль.
Только не верти колесико, приказала.
Прижалась правой щекой к набалдашнику, сощурила глаз. Я наставил бинокль в указанном ею направлении и внезапно увидел купол церкви Святого Карла в такой близи, что поневоле отпрянул. Метаморфоза была и впрямь поразительна. Невооруженным глазом я видел лишь маленький медно-зеленый полукруг, похожий на половину стертой монеты, и этот полукруг терялся среди городских зданий, едва различимый за огромным и вычурным шпилем собора Святого Стефана на переднем плане. С помощью бинокля мне удалось высмотреть основание купола и стайку диких голубей, церемонно раскланивающихся друг перед дружкой на самом краю бездны.
Пли, крикнула Джесси.
И дернула трость, имитируя ружейную отдачу. Голуби взлетели в воздух. В бинокль мне было видно, как парят, постепенно снижаясь, несколько сизых перьев.
Ну что, рассмеявшись, воскликнула она, я попала? Скажи, я попала?
В проеме двери на балкон я увидел Шершу. Должно быть, он стоял там уже пару минут. В руке у него была граненая золотисто-коричневая бутылка, очевидно найденная в одном из здешних шкафов.
Ну и ну, раздраженно сказал он.
Его взгляд упал на Джесси, и она сразу же перестала смеяться и спрыгнула с перил. Забрала у меня бинокль и отнесла его вместе с тиролькой и тростью на место в прихожей. Я тут же представил себе, как хорошо было бы постоять с этой удивительной штуковиной на балконе одному, имея в распоряжении целый день и хороший запас «травки».
В конце концов я прихватил бинокль с собой. Наверняка отец Джесси не слишком расстроился, даже если заметил пропажу.
Клара уже управилась с двумя страдальцами, а я так и не понял, о чем у них шла речь. Никак не могу сосредоточиться. Нюхаю кокс, распылив порошок на поверхности карманного зеркальца, и мой мозг взмывает в те пределы, где кружат ласточки, охотясь на мух, и кружат мухи, охотясь на амеб. Таксист хохочет: судя по всему, Клара удачно сострила. Даже хлопает себя по ляжкам.
Прежде чем продолжить, говорит Клара, я хочу сделать небольшое объявление о розыске.
Я оборачиваюсь.
С вами это никак не связано, говорит она, дело сугубо личное. Но если меня слушает человек по имени Шерша, пусть позвонит. Не такое уж это распространенное имя.
Врет она все, говорю, блаженны нищие духом.
О чем это вы, интересуется таксист.
Она высчитала, что я могу ее слушать откуда-нибудь. Но скорее всего, она обращается не ко мне, а действительно к Шерше. И все это не имеет ко мне никакого отношения. На ее взгляд, я, должно быть, и сам не имею к себе никакого отношения. Да и не во мне дело. Звучит музыка. Это просто феноменально.
Послушайте-ка, говорю, у вас не найдется телефона?
Он прекращает кивать головой в такт музыке.
А как же, говорит.
По набережной проезжает машина, парень за рулем высунул руку из окна. Судя по ее ритмичным покачиваниям, он тоже слушает Кларину передачу.
Сколько, спрашиваю.
Сую ему в окошко еще двадцатку, и он подает мне плоский телефон на толстой спирали шнура. Набираю номер передачи. Музыка обрывается на половине такта.
Ладно, говорит Клара, для музыки все равно слишком душно, по меньшей мере здесь, в помещении. Давайте малость потолкуем о наших проблемах. Например, о том, что я терпеть не могу летние месяцы. Осень, она вот по мне, особенно с ураганами, когда листву единым порывом сдирает с ветвей, как будто мамаша-природа решила снять зеленую косметическую маску… Техника сигналит мне, что надо беседовать с вами, а не говорить самой. Техника, если не прекратит лезть не в свое дело, будет уволена.
Хорошая мысль, говорю, гони его, этого засранца из Вены.
Пытаюсь совладать с дыханием, набираю вроде бы полные легкие воздуха, но не выходит — есть в них какие-то непроветриваемые уголки, воздух туда не доходит, и легче мне не становится. Сдаюсь и дышу одними губами. Отхожу с телефоном от машины на всю длину шнура. Водила глазеет, и это мне мешает.
У телефона Шерша, говорю, дама из передачи мною интересовалась.
Хорошо, не кладите трубку, соединяю.
Шорох на линии заставляет меня вспомнить о цыганятах с мини-синтезаторами, обитающих на въезде в «Карштадт». Они бессмысленно водят пальцами по клавиатуре, делая вид, будто играют сами.
Еще по одной?
Сквозь распахнутую пассажирскую дверцу таксист протягивает мне пачку сигарет. А я и забыл о том, что можно закурить. Пока дымится сигарета, все вокруг выглядит чуть по-другому. Наконец-то мне удается глубокий вдох, а поскольку вместе с ним в легкие поступает порция табачного дыма, тысячи огненных игл впиваются во внутренние стенки — должно быть, еще не почерневшие от никотина, должно быть, еще розовые.
И вот Клара на линии.
Привет, говорит. С кем это я?
В ту же секунду резкий треск на линии выстреливает мне в барабанную перепонку правого уха. Истерически вскрикиваю. И тут же успокаиваюсь. Неадекватная реакция.
Эй, мужик, выключи радио, кричит она. Эй, мужик, выключи радио, кричу я таксисту.
Так с кем же, говорит.
Со мной, отвечаю.
Она меня, разумеется, узнала.
Дорогой мой, говорит, техника утверждает, что тебя зовут Шерша.
Шерша, отвечаю, мертв.
Как, и он тоже, говорит она полушепотом.
И тут же спохватывается:
А кем он был?
Другом, говорю, или врагом.
Как таинственно, дорогой мой.
Хорошо, что у нее такие иронические подходцы. Сам я уже не обязан острить, и это дает ощущение свободы. Руфус любил говорить: интересно не кто выиграет, а сколько потеряет проигравший. Чего мне сейчас недостает, так это кнопок телефона, чтобы туда-сюда водить по ним пальцами, подобно герою в лабиринте, решившему нарвать сочных красных вишен.
Может, тебе станет легче, если ты об этом Шерше что-нибудь расскажешь, в конце концов говорит Клара.
Нет, отвечаю.
Я помогу тебе, говорит она. Он умер, оставив непогашенные векселя?
Нет, говорю, я сам его убил.
Теперь уже наступает подлинное молчание. Еще несколько секунд — и к ней на помощь поспешат сотрудники редакции.
Мне пора заканчивать, говорю, положенные мне три минуты истекли.
Погоди, кричит.
К счастью, я нахожу нужную кнопку. Отбой.
Когда я возвращаюсь домой, она сидит на диване, обмякшая, как пустой мешок, и глаза у нее маленькие и красные, как у кролика-альбиноса. Жак Ширак бежит мне навстречу, хлещет меня тонким хвостом по ногам. Я кладу руку ему на голову. Клара курит фарфоровую трубку. Затягивается и предлагает мне.
Я думал, ты не куришь.
Табак не курю, язык у нее уже заплетается, а травку — отчего же.
Подхожу к ней вплотную.
Что за новости?
Роняет голову на грудь, потом перекладывает на диванный валик.
Кто бы говорил, смеется. Так, говорит, мне лучше думается.
Что ты убил Шершу, я не верю. У тебя на такое пороху не хватит.
Я пожимаю плечами.
Ну и не верь, говорю.
А вот не задумывался ли ты над тем, что твою подругу вполне могли убить?
Да ты и впрямь уже накурилась, отвечаю.
Нет, говорит, серьезно.
У меня нет ни малейшего желания обсуждать эту тему. Подхожу к ней еще на шаг, мои колени упираются в край дивана. Кларе я сейчас должен казаться громоздящейся над ней башней.
Он мог уже находиться в квартире, когда она тебе позвонила. Может, она его знала и поэтому впустила.
Джесси никого не знала в Лейпциге, отвечаю. Мы и на прогулку-то выходили только вечером или ночью.
А какой-нибудь знакомец из прошлого, говорит она.
На мгновение задумываюсь, даже колеблюсь. Куупер, вспоминаю, тиигры вернулись.
Это абсурд, говорю.
Но не меньший абсурд, отвечает, выстрелить себе в ухо, разговаривая по телефону. По крайней мере, я ни про что такое не слыхивала.
Знаю, что это АБСУРД! Я срываюсь на крик. НИКТО так не поступает! Такого не может быть НИКОГДА! И я НЕ ЗНАЮ, почему она это сделала.
Может быть, шепчет Клара, тебе стоит попробовать это выяснить.
Я опускаюсь на корточки. Бывает, когда стою, выпрямившись во весь свой немаленький рост, у меня начинает кружиться голова. Мой крик не произвел на Клару должного впечатления. Сейчас ей нужно приподнять голову, чтобы я оставался в поле зрения. А это непросто. Она подкладывает руку себе под затылок.
Или ей угрожали, говорит она.
Ты начиталась дурных детективов, отвечаю.
Я вообще не читаю, говорит, от книг меня мутит.
Значит, насмотрелась по телевизору.
Она пожимает плечами.
А все же пораскинь мозгами, говорит.
Это тебе не игрушки, отвечаю.
Принимается смеяться.
Что правда, то правда, говорит, не игрушки.
Твой звукооператор, говорю, утверждает, будто я к тебе липну.
И ее расслабленность как ветром сдувает. Ей даже удается нормально поднять голову.
Он с тобой заговорил?
И что он сказал?
Что ему интересно, как далеко ты зайдешь.
И больше ничего?
Ничего, говорю я ей.
Она опять откидывается на диванный валик.
Том интриган, говорит она. Скорее всего, он меня любит и поэтому уверен, будто меня любой на хромой козе объедет.
Эта логика выше моего разумения. Я поднимаюсь, подхожу к стеллажу, от нечего делать срываю пару желтых наклеек с пластинок, на одной написано «60», на другой — «200». Да и мое сердце бьется где-то в том же диапазоне, переходя с одной частоты на другую, как под рукой у мастеровитого диск-жокея. Наклеиваю обе записки себе на грудь.
А это означает, кричит мне Клара, что, как бы далеко я ни зашла, я попаду в точности туда, куда мне хочется.
Нет, она и правда уже под хорошим кайфом — даже не обращает внимания на то, что я вношу беспорядок в ее коллекцию. Я оторвал уже штук двадцать наклеек, они неважно держатся на моей хлопчатобумажной груди и то и дело падают на пол. И у меня пропадает охота.
Я в этом не сомневаюсь, говорю.
Маленькой девочкой, начинает она, я вечно требовала провести мне в комнату отдельную охранную сигнализацию, но родители так и не расщедрились. Я решила напустить полную ванну ледяной воды и не вылезать оттуда, пока мне ее не купят. Мать сказала, на это ты все равно не решишься.
Дело было летом, говорю.
Зимой, говорит Клара. Нашли меня только через сорок пять минут и сразу же повезли в больницу.
И купили тебе сигнализацию, спрашиваю.
Нет, но они передо мной извинились.
Ее болтовня окончательно выводит меня из себя; должно быть, ей кажется, будто она все еще ведет передачу.
Послушай-ка, говорю, мне хочется сделать еще пару записей. Может, ты куда-нибудь исчезнешь? К подруге пойдешь или просто прогуляться?
Три часа ночи. Взгляд Клары становится несколько осмысленнее. Мы смотрим друг на друга в упор, как дуэлянты.
Записи на диктофон, объясняю, история моей жизни. Та самая, которую тебе хочется получить ПОЗАРЕЗ.
И когда мне уже кажется, будто Клара заснула с открытыми глазами и застывшим взглядом, она неуверенно поднимается с дивана. Опирается на журнальный столик, на стеллаж, на мое плечо. Я подвожу ее к входной двери. Она хватает поводок.
Нет, говорю, Жак Ширак останется здесь. Его присутствие помогает мне сосредоточиться.
Кое-как втискивает ноги в высокие сапоги.
Значит, до скорого, говорю. Через часок-другой, что-нибудь в этом роде.
Не зажигаю ей свет на площадке. Когда дверь уже закрывается, слышу снаружи глухой удар — она налетела на стену. Ничего не могу с собой поделать: прыскаю в кулак, как ребенок.